— А сколько вы добавите… за свою щкуру, пан врач? — спросил он. — Сто червонцев — это за то, что пан королевский лесничий доставит княгине королевского тура — последнего тура Речи Посполитой. Но я не брался вдобавок еще беспокоиться о здоровье княжеского врача. — Он усмехнулся и с наслаждением взглянул в растерянные глаза собеседника.
— Я потому об этом напоминаю, — добавил лесничий, — что пану поручено быть как раз в том месте, где тур получит смертельный удар, а это не бой петухов…
Он резко нажал шпорами бока коня, и, прежде чем пан Згерж успел что-нибудь ответить, вороной жеребец Кричевского уже несся крупной рысью вдоль опушки, по направлению к поднимавшемуся невдалеке пологому, почти лишенному растительности холму. Постояв с минуту на вершине, лесничий шагом повернул обратно и, подъехав к Дзыге, властным движением протянул руку в сторону молодого леса.
— Слушай внимательно, старик, — сказал он. — Ветер отсюда к сече. Мы с бомбардами огибаем ее слева и становимся вон там в мысу — в старых дубах позади вырубки. Возьми глаза в руки и смотри на крайнее справа дерево. Когда увидишь на нем белую рубаху Яна, спускай собак. Понятно?
— Понятно, пане.
— А теперь, пане, прощу вас направиться со мной. — Кричевский обернулся к стоявшему позади врачу и вежливым жестом руки пригласил его проехать вперед.
Пан Згерж молча тронул коня.
В тот момент, когда лесничий, не ожидая ответа, пришпорил коня и поскакал прочь вдоль опушки, страх и смущение вдруг покрылись вспышкой напряженной, нерассуждающей злобы. Так значит для него он, Згерж, был только слабым ничтожным трусом? Хорошо! Они увидят…
Он резким движением выпрямился в седле. Поручение княгини и возможная опасность вдруг ушли из сознания и залились волной светлой опьяняющей отваги. Свежий ветер порывами рвал плащ на плечах, и казалось самое тело было наполнено жадным нетерпеливым ожиданием.
Лесничий взглянул на бледное, странно изменившееся, совсем чужое лицо Згержа, пренебрежительно улыбнулся и, ударив коня, выехал вперед к двинувшейся вдоль опушки группе охотников.
Ехали молча краем старого леса, огибая слева спускавшуюся по склону густую молодую поросль. Местность постепенно понижалась. Лес редел, и гигантские дубы уже одинокими колоннами поднимались на светлых лесных полянках. Потом слева между деревьями блеснули просветы неба.
Лесничий задержал коня и осмотрелся кругом. Двигавшиеся сзади охотники также безмолвно остановились. Справа, по ту сторону обойденной уже вырубки, виднелись вдали вершины старого леса, где они стояли два часа назад. Слева и спереди лес также видимо кончался. Пан Згерж оглянулся на суровые, словно изменившиеся лица охотников и вдруг понял, что они уже приехали.
Кричевский соскочил с коня, бросил слуге поводья и, осторожно подойдя к опушке, прижался к стволу старого дуба. Его фигура в темном кунтуше, казалось, срослась с бугристой корой дерева. Потом он обернулся назад, предостерегающе поднял руку, и сбившиеся в кучку охотники замерли на своих местах.
Стало тихо, словно никого и не было в лесу. Только ветер, налетая порывами со стороны сечи, гудел в вершинах деревьев, да молодая белочка раздраженно цокала, высовываясь из-за ствола поднимавшейся за полянкой одинокой полусухой сосны. С холодным ярким светом, прорывавшимся сквозь листву, и с возбуждающей свежестью сентябрьского утра в сердце вливалась беспокойная радость ранней осени.
Постояв несколько минут на краю сечи, лесничий медленно обернулся назад, долгим ощупывающим взглядом провел по дубам, поднимавшимся вдоль опушки, и направился к кучке охотников. Суровое лицо его казалось как-то все посветлело, резкие тени легли под глазами от опустившихся бровей, и не было уже ни вызова ни оскорбления в том, что он прошел мимо, почти задев плечом и в то же время не видя Згержа. Потом лесничий взял бомбарду из рук ближайшего гайдука и отдал приказание тихо и отчетливо:
— Слушать, хлопцы! Ян, взлезь на сухой дуб, вон там на опушке, и сиди, пока не услышишь лая собак. Остальные за мною молча. Когда тур вырвется из чащи, стрелять в упор. Целить в грудь или под лопатку. Затем не зевай и прыгай на сук.
Он направился вдоль опушки, расставляя стрелков у толстых корявых деревьев шагах в ста от окраины леса, потом вернулся назад, молча взглянул на бледное лицо врача, жестко улыбнулся и также молча прошел к разбитому грозой дуплистому дубу, одиноко поднимавшему изуродованную вершину близ самого края сечи.
Конюх, взяв под уздцы обеих лошадей, направился с ними назад по только что пройденному пути и вскоре исчез за зеленой стеной подстилавших лес кустов орешника.
Наступила мертвая, давящая тишина.
Пан Згерж почувствовал, что недавняя волна радостной отваги куда-то схлынула, сменившись беспокойной гнетущей жутью. Впереди, на опушке, просвечивало бледное, затянувшееся дымкой небо. Справа и слева серые фигуры охотников казались бесформенными наростами на бугристой коре деревьев.
Затем вдруг вдали зазвенел яростный лай собак. Он донесся откуда-то с левой стороны сечи и круто повернул вправо, мимо вдавшегося в сечу языка старого леса. Затем короткий замирающий визг тревожно, как ножом, разрезал дружный рев стаи, и гон резко оборвался, сменившись испуганным нестройным тявканьем. Однако через минуту голоса снова слились в один общий, надрывающийся вопль, и гон начал стремительно приближаться по направлению к охотникам.
Тяжелым комком бросилось в сторону и замерло сердце. Потом словно самое время остановилось и до просвета между двумя деревьями сузился широкий мир. Тесно прильнув всем телом к стволу дуба и выставив сбоку лишь голову, пан Згерж видел перед собой только эту светлую дыру между уходящими в высь мшистыми колоннами.